Я скучаю по Смоленску. Знаете, это непростой город.
Очень непростой.
Он современный – но погружён в прошлое, живёт им и в нём. Он не знает мира, кроме перерыва между боями, он не верит, что война – закончилась. Он умирал в огне и воскресал снова – как феникс, что поселился на его гербе (не каждому и расскажешь, при каких обстоятельствах я впервые встретила эту птицу…)
В нём много смерти, много мёртвых, много кладбищ, среди которых выделяется одно – старое католическое с красивым костелом, где мне довелось познакомиться с самым интересным священнослужителем в моей жизни. В этом городе дети играют на костях. В этом городе я дважды ставила свечи в церквях двух чужих вер (православной и, собственно, католической) за requiem aeternam (ну или, хотя бы, временный) для людей, которых не знала…
В этом городе слишком много огня. Всё ещё. Но Смоленск – сильнее.
Крепостная стена Смоленска – по ней скучаю отдельно – может многое рассказать, если ты умеешь слушать. А в одной из её башен живёт Бездна.
И ручей (или это речушка?) в Реадовке – нельзя не упомянуть это на редкость дивное светлое место. Мало где из пунктов, в которых я побывала, столь же спокойно и хорошо. Люблю этот парк. Я многое в Смоленске люблю – ивы, и уличных кошек, и провалы во времени, и холмы, и завтракать в местном Маке, приехав в город слишком рано после ночного стопа, но вот его – особенно.
В Смоленске я была пратчеттовской ведьмой: занималась головологией за старую одежду. Говорила с водой и камнями. Делала для тех, кто не может сделать…
И в этом больше смысла, чем примерно во всём.
7\22
Для проекта Россия пишет