Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
Братья Баль и Есь заблудились в лесу. И так и не выбрались бы, если бы их не нашли случайно суровый лесник - Жуков и гламурный журналист, приехавший писать о работе лесника - Нап. "- Аааа! Мы все умрёёём! - Ты так говоришь, как будто в этом есть что-то плохое!" Н+
By LillumГде-то в дремучем лесу…
- Я проголодался, - застонал Есенин.
- У тебя на плечах полная сумка грибов, - отозвался Баль. – Можем развести костер и приготовить их.
Есенин явно воодушевился.
- Конечно, если ты полностью уверен, что собирал только съедобные.
Бальзак оглянулся, когда шорох шагов за его спиной затих. Поджав губы и уперев руки в бока, его брат стоял посреди тропинки с чрезвычайно рассерженным видом.
- Что еще? – вздохнул Бальзак, предчувствуя очередную порцию нытья, которого за последний час блуждания по лесу наслушался вдоволь.
- Я. Устал. – отчеканил Есь. – Я. Больше. Не могу. Идти.
- Твои предложения? – вздернул бровь Баль.
- Привал!
С этими словами Есенин бросил свой рюкзак на землю – прямо там же, где стоял.
- Сейчас же. Если сделаю еще хоть шаг, то упаду в обморок.
- Дело, конечно, твое, но чисто для справки: ты бросил сумку в муравейник.
- Ах ты ж!..
Хотя по милой мордашке белокурого паренька и нельзя было сказать, что он умеет ругаться матом, Есенин все же умел: и еще как виртуозно, что даже Бальзак порой заслушивался.
Догнав улетевшего на добрых полкилометра вперед брата, Баль не без удовольствия отметил, что тот мрачен и молчалив, а значит хотя бы десять минут тишины обеспечены. Пользуясь случаем, Бальзак наслаждался свистом пташек, шуршащей на ветру листвой и свежим воздухом. Заодно обдумывал план дальнейших действий. Ругаться на Есенина за то, что он взял с собой запасную фотокамеру, зарядное устройство для плеера, ноутбук, две толстенные книги и шелковый шарф («На случай, если станет холодно!» - демонстрировал чудеса предусмотрительности Есь, собираясь в дорогу), а карту и компас оставил на столе, было бессмысленно. И если уж совсем откровенно, то ругать Баль мог бы в этой ситуации только сам себя – за то, что совершил еще большую глупость и взял с собой в лес за грибами брата. Но поди тут не возьми, когда целую неделю в доме творится адский кошмар под названием «у меня чертов творческий кризис, и я чувствую, что мне нужно на природу!».
- И что будем делать?
Бальзак вздохнул. Увы, десять минут пролетели незаметно…
А тем временем в другой части леса…
- Еб****! – громогласно воскликнул Нап, распугивая птиц с ближайших деревьев. – Болото!
- Я тебе говорил, что здесь начинается болото, - спокойно заметил Жуков, прикидывая, как сподручнее будет вылавливать спутника, если тот начнет тонуть. – Но ты ж заладил, что надо…
- Настоящее болото, едрить твою налево! – в голосе горожанина не было ни капли испуга или раздражения, а только чистейший восторг.
- Два шага влево и будет кочка, - сказал лесник, разглядев среди травяных зарослей небольшой холмик. – Вставай на нее, а тут я руку подам.
- Нет, спасибо, - отмахнулся Наполеон. - Это же такая статья будет! Да у моего главредактора случится многократный оргазм, когда я ему это принесу! «Один на один с дикой природой: выжить любой ценой».
- Ты вроде говорил, что тебе поручили написать о моей работе.
Нап его не слышал.
Жуков весело ухмыльнулся: весь контакт его гостя с дикой природой к данному моменту заключался в поедании приготовленного Жуком мяса на углях, полутора часам сна в гамаке на улице (больше парень не выдержал и вернулся в дом, сетуя на комаров) и порванным пижонским штанам. Но в черновиках, которые Нап с гордостью представил вчера леснику, описание всего этого походило на сценарий к фильму в духе «Индиана Джонс нервно курит в сторонке». Странный парнишка из города, конечно, ни черта не смыслил в том, как себя нужно вести в лесу, но Жукову отчего-то он сразу понравился.
- Эй, фотоаппарат взял? – прокричал ему Наполеон. – Снимай быстрее, пока я тут не навернулся.
Жуков едва сдержал смех, увидев, как его товарищ, умудрившийся поймать здоровенную лягушку, вознес ее над головой, как охотничий трофей.
- У вас в городе что, никогда лягушек не видели? – поинтересовался лесник, запечатлевая сей исторический момент.
- Я потом напишу, что в лесу приходилось питаться змеями и ящерицами, - довольный своей идеей, заулыбался Нап.
- Так это ж не змея.
- Одна фигня, можно подумать, в нашей редакции в этом кто-то шарит. Все, идем дальше. Где, ты говорил, тут Проклятая Поляна?
Тем временем в дремучей чаще…
- И еще раз! Кто породнил нашу жизнь с дорогой без конца? Только любовь, только любоооовь…
- Да заткнись ты уже! – не выдержал Баль, когда его брат, перебрав все известные ему песни про дорогу, начал с начала.
- А что мне еще делать? – невозмутимо пожал плечами Есенин. – Еды у нас нет, куда идти – неизвестно.
- Ты сюда стишки приехал сочинять, - напомнил ему Бальзак, - вот и займись делом.
- А я не могу сочинять на голодный желудок, - возразил блондин.
- Значит, ты неправильный поэт. Всем известно, что настоящие поэты должны быть голодными.
- Это ваши поэты неправильные! И с каких пор ты вообще стал разбираться в богеме?
Продолжать спор было бесполезно, Баль умолк, не дав брату выговориться. К счастью, петь тот не продолжил.
Впереди за стеной деревьев замаячила поляна. Ускорив шаг, парни быстро достигли ее, но радости это не прибавило.
- «Проклятая Поляна», - прочитал вслух Есенин вырезанную на криво прибитой табличке надпись. – Смотри, какая прелесть! Наверняка тебе понравится. Эй, ты слышишь?
Не дождавшись ответа, Есь заозирался по сторонам в поисках брата. Сердце в груди невольно ускорило ритм.
- Бу!
Взвизгнув, Есенин подпрыгнул на месте. Бальзак обнаружился неподалеку; он уже успел сбросить свою ношу и расстелить в тени покрывало.
- Придурок, - резюмировал Есь поступок Баля.
- А чего ты пугаешься, как младенец, - усмехнулся Бльзак, доставая из сумки контейнеры с бутербродами и фруктами.
И без того большие голубые глаза Есенина округлились при виде обнаружившихся яств.
- И ты все это время молчал?!
- А ты меня слушал?
- Но я же мог умереть от голода!!!
- Не мог, тебя с твоими дурными песнями могло заткнуть лишь чудо, а в чудеса я не верю.
- Я всегда знал, что ты бессердечный циник.
Последнее Есенин произнес уже с набитым ртом.
Тем временем неподалеку…
- А там что, правда изувеченные трупы и скелеты разбросаны? – спросил журналист, с громким хрустом вгрызаясь в яблоко.
- Нет, - рассмеялся Жуков. – В той части леса из-за подземных залежей металла случается какая-то магнитная аномалия, и компасы начинают врать. Путники рады, что нашли поляну, устраиваются на привал, а потом теряют правильный маршрут. Опытный человек сориентируется, а вот туристы городские каждый сезон там блуждают, приходится по окрестностям вылавливать.
Наполеон не слушал: он уже мысленно сочинял заметку о приключении с Проклятой Поляной, заселенной потусторонними созданиями, где водятся вампиры и прекрасные нимфы, заманивающие путников своей красотой и несущие беднягам верную погибель.
- Солнце садится, - задумчиво сообщил Жук, когда они вышли к месту назначения. – Так что ты поторопись, а то в темноте гулять по лесу тебе вряд ли понравится.
Пообещав, что все будет о'кей, журналист отважно отправился навстречу опасностям. Лесник проводил его серьезным взглядом и решил для подстраховки отправиться следом – сомнительно, что с таким, как Нап, может что-то случиться, но Жуков привык держать все под контролем.
Тем временем совсем рядом…
Есенин устроил голову на плече брата и печально вздохнул. Похоже, им действительно придется ночевать посреди леса – слишком опасно продолжать путь в сумерках. Как поэт, Есь очень любил природу и уединение, но как хренов избалованный и неприспособленный к суровой походной жизни лентяй он чувствовал себя паршиво вдали от теплого душа, электричества и прочих благ цивилизации. Бальзак тоже очевидно не был в восторге, но, оценив шансы выйти к станции до наступления темноты, отдал распоряжение окопаться на поляне.
- Вот это да! – присвистнул кто-то неподалеку.
Есь резко подскочил, оглядываясь в поисках источника шума.
- Кто здесь? – робко пискнул он.
- Жуков, айда ко мне! Кажись, я был прав, здесь определенно кто-то водится.
- Зайцы? Кроты? Белки? – раздался раскатистый бас. – Или, дай угадаю, очередные потерявшиеся горе-грибники?
Но подойдя к спутнику, Жук сам не удержался от свиста.
Под раскидистым деревом сидели двое и взирали на них снизу вверх самым недоброжелательным образом. Присмотревшись, лесник разглядел в сгущающемся полумраке незнакомцев. Один – бледный, как смерть, с черными волосами и колючими черными глазами, пронизывающими своим взглядом до самых костей. Другой – взлохмаченный блондин, хрупкий, большеглазый, с тонкими чертами лица, действительно похожий на что-то потустороннее.
- Вампиры, что ли? – Нап склонился над брюнетом, с любопытством присматриваясь. – А где клыки?
- Где надо, - неприветливо ответил Бальзак. – Сам-то что за упырь такой?
Журналист разразился звучным хохотом, от чего Баль поморщился. С одной стороны, встретить людей в глухой чаще леса – это неплохо, очень даже неплохо. Но то людей, а не человекообразных полудурков.
- Так, это… - Жук мотнул головой, наконец, отрывая взгляд от голубоглазого парня. – Заблудились что ли?
- Да нет, что вы, это у нас с братом хобби такое – забираться в лесные дебри и там поджидать маньяков с топорами, - закивал Есенин. – Так что можете идти дальше и не мешать нам.
Краем глаза заметив, что между Наполеоном и вторым парнем воздух уже начинает потрескивать от напряжения, Жуков решил не тянуть время.
- Возвращаться пора. Вы двое – пойдете с нами.
- С какой это стати, - поинтересовался Баль, косо глядя на невыносимо лыбящегося рыжего идиота с фотоаппаратом на шее.
- Мы, конечно, не маньяки, но топор у меня в доме имеется, - хмыкнул лесник. – А еще душ, чай и чистая постель.
- Так с этого и надо было начинать! – воскликнул Есь, шустро запихивая разбросанные вещи в сумку.
- С предложения постели? – не удержался Жуков.
Блондин, кажется, пропустил этот комментарий мимо ушей, а вот его мрачный братец наградил Жука таким взглядом, что у того вдоль спины пробежали мурашки – хотя уж он-то не из пугливых.
Часом позже, в доме лесника
- Нет, а ты хочешь сказать, что я должен был оставить дома свой блокнот? – возмутился Есенин, отхлебывая ароматно дымящийся чай.
- Лучше бы ты всего себя там оставил, - пробубнил Баль.
Впрочем, его ворчание уже не звучало так язвительно, как раньше. Уютная атмосфера и наличие поблизости живых людей – кто бы мог подумать – способствовало его душевному спокойствию. Даже этот странный тип, назвавшийся без малого лучшим в городе и его окрестностях журналистом, стал раздражать несколько меньше. Да что там, над ним хоть можно вдоволь посмеяться – не то, что с некоторыми непризнанными талантами.
Нап от своей находки был просто в восторге. Он уже составил примерный план статьи на тему, как он спас он верной смерти заблудшего путника, и теперь активно уламывал Бальзака на несколько фотографий для прессы. И Баль, возможно, согласился бы, если бы Наполеон не предлагал откровенно дебильные ролевые игры в духе «ты нырнешь в болото, а я типа тебя вытаскиваю» или «на тебя нападают белки-убийцы, а тут появляюсь я весь из себя герой, спасаю принцессу, а она целует меня в знак благодарности». И странное дело, даже после получасового выслушивания извращенных фантазий великого журналиста Бальзак не чувствовал к нему отвращения: на этот рыжий кошмар невозможно было разозлиться всерьез, он вызывал скорее снисхождение, даже невольную симпатию, как больной хроническим кретинизмом, слюни не пускает – и то хорошо.
К середине чаепития Жуков почти перестал обращать внимание на журналиста и его нового знакомого, полностью сосредоточившись на Есе. Это было самое нелогичное создание, какое леснику только приходилось видеть в жизни, хотя повидал он не мало – чего стоили те прошлогодние блондинки, над которыми кто-то прикольнулся и бросил посреди леса с картой лунных кратеров… Есенин удивительным образом сочетал в себе все те черты, которые люто ненавидел Жуков: неорганизованность, рассеянность, беззащитность, уровень миловидности зашкаливал за допустимый предел, что наталкивало на мысли о нетрадиционной ориентации парня. При всем этом Жуку не давала покоя мысль о том, что «это неспроста, жди подвоха». И это напрочь лишало его возможности отвлечь внимание от Есенина.
- У меня тут не мотель, так что вы двое спите в моей комнате на одной кровати, Нап в гостевой, я на диване, - распорядился хозяин дома, когда все сладости были уничтожены на удивление прожорливым Есем. – Если вдруг чего – не стесняйтесь, будите.
- Ага, если вдруг станет одиноко и захочется ласки, - заржал Нап, ловя на себе взгляд Бальзака, исполненный презрения.
Жуков укоризненно посмотрел на журналиста и тут же с тревогой – на Есенина. Ему очень не хотелось, чтобы парень испугался грубых шуток Наполеона и почувствовал себя некомфортно. Но блондину, кажется, недвусмысленные намеки были до лампочки: сладко зевая и потягиваясь, он уже направлялся к заветной постели и безмятежному сну.
Когда братья скрылись на втором этаже, Нап заговорщически подмигнул Жукову. Тот в ответ погрозил ему кулаком.
- Да ладно, чего ты, - пожал плечами рыжий. – Лично я не откажусь, если ко мне ночью заглянет эта готичная принцесса.
Жуков поймал себя на мысли, что тоже много от чего бы не отказался, но непонятно откуда взявшееся в грубоватом леснике рыцарство не позволяло ему запятнать честь «дам». Уже лежа на диване, Жук прислушивался к тишине и, убедившись, что вокруг все спокойно, закрыл глаза.
Протяжный рев прокатился по дому, мгновенно разбудив Жукова. Тут же на шум сбежались и все гости.
- Приятель, это ты так храпишь? – сквозь зевок спросил Наполеон, взлохмачивая и без того торчащие во все стороны вихры.
- Медведь, - отозвался лесник, уже спешно натягивая штаны и куртку.
- Настоящий? – ужаснулся Есенин. – Ааааа! Мы все умрем!
- Ты так говоришь, как будто в этом есть что-то плохое, - сложив руки на груди, сказал Бальзак.
- Бояться нечего, девочки, сейчас дядя лесник разберется с этим.
Улыбаясь во все тридцать два, Нап обнял одной рукой брюнета за плечи.
- А что же ты, мистер «я самый крутой журналист», не хочешь ему помочь? – поинтересовался Баль, пропуская мимо ушей примененное к ним с братом обращение.
- Зачем? – искренне удивился Наполеон. – Во-первых, он уже ушел и, готов спорить, уже валит этого несчастного мишку, а во-вторых, кто же утешит тебя, если я уйду?
Бальзак действительно не знал, что его удержало от смачного удара прямо по наглой рыжей морде. Но, видимо, чудеса все же случаются. Редко. Раз, может быть, в год. И не с ним.
- Ооох, - выдохнул Нап, получив неслабый удар локтем в живот. – Больно же!
- Если не прекратишь домогаться, извращенец, будет больнее, - пообещал Баль.
На улице раздался выстрел.
- Ты куда собрался? – окликнул брата Бальзак, но тот уже выбежал из дома, захлопнув дверь.
Жуков, сощурившись, всматривался в темноту леса в той стороне, куда убежал медведь.
- Ты что наделал? – раздался голос за его спиной.
Жук обернулся, и в него тут же врезался белокурый парень, наткнувшись на его грудь, как на внезапно выросшую из-под земли стену.
- Ты выстрелил в животное??
- А ты прибежал, погладить его хотел? – резко охладил разошедшегося блондина лесник.
Подействовало. Есь смотрел на него, нахмурившись и сжав губы в тонкую линию. Отчего-то Жукову стало не по себе, будто он только что совершил нечто ужасное.
- Извини, я не хотел тебя обидеть, - на всякий случай решил извиниться он. – Я только выстрелил в воздух, чтобы напугать медведя. И все.
- И все?
- Да.
Есенин тоскливо вздохнул. Жуков удивленно моргнул, пытаясь угадать, что теперь не так.
- Или мне все-таки надо было выстрелить в медведя? – уточнил он.
- Конечно, нет! – возмутился Есь. – Но я действительно хотел посмотреть. Ладно, чего уж теперь…
Атмосфера заметно разрядилась.
- Я ведь никогда не видел диких животных, - шмыгнул носом Есенин. – Ни белок. Ни лис. Ни медведей.
- Совсем никогда? – сочувственно спросил Жук.
Блондин кивнул.
Устроившись на широком бревне под крыльцом, Жуков и Есенин до самого рассвета говорили о прекрасном и возвышенном. Ну, точнее, говорил по большей части Есь, зато его собеседник внимательно слушал – чего с Есем не случалось очень давно. Когда небо начало светлеть, воздух заметно посвежел, а утомленный рассказчик начал дремать, уткнувшись носом в плечо леснику и тихонько стуча зубами от холода, Жук завернул его в свою куртку и, подняв на руки, отнес в дом.
На узком диване в гостиной уже спали двое: одна рука и нога Наполеона свисали с края, а на его груди кое-как устроился Бальзак. Пледа хватило только на лежащего сверху, но, судя по блаженному выражению лица, Нап был абсолютно всем доволен.
Добравшись до спальни, Жуков осторожно уложил Еся, накрыл одеялом, но когда собрался уходить, почувствовал, как парень слабо схватил его за руку. Оглянувшись, Жук встретился взглядом с ясно-голубыми глазами, утомленно смотревшими на него из-под ресниц. И во всем виде Есенина было что-то такое, что практически парализовало Жукова, не позволяя двинуться с места. Сложив одежду на стуле, он лег рядом, стараясь не потревожить блондина.
Лесник за день и за ночь утомился не меньше, поэтому уснул почти мгновенно, почувствовав уже сквозь сон, как Есенин доверчиво прижимается к нему, будто ласковый кот.
На следующее утро
- Спасибо за предложение, но мы, пожалуй, поедем.
Бальзак был непреклонен. Что бы там ни плел ему этот журналистишка, а дом есть дом – и Баль не собирался упускать возможность вернуться туда как можно скорее.
- Да вы просто струсили! – не унимался Нап. – Оставайся, мы тут такое веселье замутим! Жук обещал завтра на охоту. Тебе, конечно, ружье не дадим, но сможешь посмотреть, как я завалю самого большого медведя.
- Велика премудрость, - фыркнул Баль. – Я лучше посмотрю, как ты потом успокоишь моего брата и объяснишь, что убивать живое пушистое существо – это нормально.
- Оставаааайся, - настойчиво протянул Наполеон, притягивая за локоть к себе мрачного брюнета. – Я попробуй уговорить Жука сегодня освободить нам его спальню.
Получив удар под дых, Нап ретировался, но, как подозревал Бальзак (и был прав), ненадолго.
- Можно открывать?
- Нет еще.
- А теперь?
- Нет.
Есенин капризно скривил губы.
- А теперь можно.
Есь открыл глаза. Прямо перед ним сидел серый ушастый комок меха, увлеченно потребляющий молодую зеленую травку.
- Заяц! – завизжал Есенин, бесцеремонно схватив офигевшее от такого обращения животное. – Тяжелый какой!
Жуков довольно улыбался, глядя на счастливого парня.
- Ты же говорил, что никогда их не видел. Их тут в лесу полно, некоторые уже привыкли ошиваться рядом с моим домом.
- И белки? – голубые глаза светились радостью маньяка.
- И белки, - кивнул лесник.
- И лисы?
- Видел тут одну…
- А покажешь??
- Приезжай – покажу.
Есенина переполняли эмоции, и единственная причина, по которой он еще не бросился на шею своему благодетелю, испуганно засучила лапами, предчувствуя конец своего беззаботного обитания в лесу.
В электричке несколькими часами позже
- Нет.
Есенин обиженно уставился в окно. За столь короткое время общения с Жуковым он уже забыл, что его невинные глаза действуют не на всех – и его брат как раз из этих вредных людей.
- Я тогда один поеду, - заявил Есь.
- Удачи. Если заблудишься в лесу и не вернешься, я буду сдавать твою комнату и наконец-то накоплю на новый компьютер.
- Между прочим, он обещал, что встретит меня на станции, так что не потеряюсь!
- Тем более, зачем я вам сдался.
- А разве тебе не хочется еще повидаться с новым приятелем?
Баль настороженно посмотрел на брата. Как он и предполагал, в глазах Есенина играли веселые искорки.
- И ты туда же. Меня окружают одни извращенцы, - вздохнул Бальзак. – И никакой он мне не приятель, я этого ненормального, слава богам или кто там есть, больше никогда не увижу.
В этот момент в кармане Баля завибрировал телефон, сообщив о входящем смс.
«А я знаю твой номер Еще увидимся, детка»
Есенин возвел глаза к потолку, изобразив саму невинность.
…видимо, чудеса случаются иногда даже с такими, как Баль, потому что его брат не скончался в страшных муках ни прямо на месте, ни на следующий день, ни через неделю, когда в отсутствие Есенина, зачастившего в лес «за вдохновением» к нему в гости заявился один чрезвычайно надоедливый рыжий журналист…
By SuccinПели птички, в кустах что-то выразительно шебуршало. Есенин зевал и мрачно осматривал окрестности, бурча под нос, что заблудиться в лесу через полчаса ходьбы могли только они. Правда у него это звучало едва ли не с оттенком гордости, а когда это пятью минутами позже говорил Баль, то хотелось повеситься.
− И смысл тут бродить? − раздалось со спины крайне мрачное.
− Ну как же, − Есь растерянно почесал в затылке. − В конце концов, если долго идти прямо, то куда-нибудь да выйдем…
− Ага, − подытожил Бальзак, позволив себе усмехнуться. − Или окончательно заблудимся. Я слышал, тут в глубине волки водятся.
Есь замер, обдумывая информацию. Потом фыркнул.
− Ну вот, теперь я боюсь волков, замечательно! Прекрасно просто, − он нахохлился, пнув шишку. − Все. Привал.
Бальзак хмыкнул и пристроился в тень.
Тихо матерясь, Есь закопался в рюкзак по уши, через пятнадцать минут, не выдержав и перевернув его над землей, склоняясь над высыпавшейся горкой. Что-то он видел впервые. Что-то точно помнил что выкладывал. А то что точно положил – там отсутствовало. Есь сурово посмотрел на Бальзака.
− Я не трогал твои вещи, − предусмотрительно ответил тот. − Просто кому-то надо меньше пить перед сбором. Ну, или проверять хотя бы, − добавил он, вспомнив, как сам с утра выкидывал лишнее.
− Ну не мог же я… о чем я вообще думал?... и откуда у меня это? − икнул Есенин, приподнимая двумя пальцами кружевные трусы. Судя по всему женские.
− Ты перешел на женщин? Или… в трансвеститы решил податься? − Бальзак ухмыльнулся, вопросительно приподнимая бровь.
− Это же не мой размер! − возмущенно вскинулся Есенин и тут же покраснел, понимая, что выдал себя с головой. − Ну тебя. Зато у меня доширак есть!
− А воды поблизости, конечно, нет, − подытожил Баль.
− Тьфу на вас. И тьфу на вас ещё раз, − пробурчал Есь, откладывая еду и запихивая вещи обратно в мешок. Вещи запихиваться отказывались и на компромиссы не шли. Пришлось утрамбовать ногой.
Бальзак гордо промолчал, наслаждаясь тишиной – недовольное сопение Есенина, который достал сигареты, но забыл в рюкзаке зажигалку, не считалось.
Вдалеке раздался характерный хруст падающего дерева. Есенин подпрыгнул на месте, шокировано посмотрев в ту сторону, откуда послышался звук.
− Ой, − произнес он после напряженной тишины. − Однако… падают.
− Возможно, это медведь, − подал голос Бальзак, который прекрасно знал, что медведей в этом лесу отродясь не водилось. И уж тем более их не могло быть таких размеров, чтобы валить деревья. − И, судя по звуку, он совсем недалеко.
− Ма-ма, − пробормотал Есь, подгребая рюкзак поближе. − Ну вот, теперь нас сожрет медведь. Или волки. Или они нас поделят. Или не поделят и подерутся. И нас заодно, мА-мааа.
− А-а, − слегка оживился Бальзак. − Мы все умрем?
− Как будто в этом есть что-то плохое, − передразнил его Есенин, но замолчал.
Пару минут Бальзак наслаждался тихой паникой Есенина, а тот напряженно вслушивался в относительную лесную тишину. Наконец, вдалеке, послышались голоса. Слов пока было не разобрать, но что это были именно голоса, а не рык, это точно.
− Люди! − обрадовался Есенин.
− Неизвестно, что за люди, − скептически хмыкнул Баль.
− Они лучше медведя!
− Не обязательно.
Есь заколебался, прикидывая, вдруг обладатели голосов и, правда, будут маньяками. Мысль, почему-то, понравилась…
− С другой стороны, − продолжил Баль. − Они могут и уйти. Тогда мы останемся в лесу без связи и без надежды выбраться.
− ААУУ!! − Есенин уже был на ногах.
***
− Деревья, падают, это все прекрасно! Но нам нужны приключения, вы понимаете меня? Приключения! Тогда это будет Сенсация! Вы же понимаете, от Такого журналиста как я, ждут именно сенсацию!
− Тихо, − Жуков поднял руку, прерывая недовольно поперхнувшегося Напа. − Ты ничего не слышал?
− А? О! Там же кто-то кричал. Значит, они попали в беду! И часто у вас в лесу попадают в такие ситуации?
− Скоро ещё один попадет, − предупредил Жук, вламываясь в кусты – заблудившиеся туристы были не редкостью в его районе, а за очередных «пойманных», была неплохая премия от начальства.
Нап только фыркнул, невозмутимо пробираясь следом, радостно записывая в диктофон, что он услышал душераздирающий крик о помощи, и не мог не броситься на помощь.
***
− З…здравствуйте, − Есенин улыбнулся, осторожно присматриваясь к двум незнакомцам. На маньяков они, вроде бы, не тянули.
− О, неужели это лесник, в лесу которого мы и заблудились, − ехидно протянул Баль и не думая подниматься.
Жуков нахмурился, нехорошо усмехнувшись.
− Здесь часто пропадают. Находят, кстати, не всех.
Есенин сглотнул, чувствуя как обстановка накаляется, бросил испуганный взгляд на Баля, потом на Жукова.
− Хей, − раздался голос Напа, который спокойно подошел к заблудившимся парням. − Вы тут не забыли, что мы собрались, чтобы написать статью про то как я вижу вашу работу? − теперь в его голосе уже скользил нажим, возрастающий с каждым словом. Чем-то ему приглянулся ехидный паренек с затянутыми в тугой хвост каштановыми волосами. Может потому что он просто любил смелых.
Жук мотнул головой, приходя в себя – житье в лесу не учит навыкам общения с людьми.
− Давайте покажу где выход из леса, − буркнул Жуков, желая избавиться поскорее от двух горе-туристов.
Наполеон понял, что так он больше паренька не увидит.
− Нет, − он сверху-вниз глянул на Жукова. − Раз Я их спас, я просто обязан их… покормить. Не питаться же им… этим, − он указал на пачку доширака в руках Есенина. Есенин покраснел.
− Хм, − Жуков задумался. С одной стороны неплохо было бы выпроводить всех троих. С другой растрепанный черноволосый паренек так трогательно прижимал к груди эту несчастную лапшу, что его становилось даже жалко. Да и выглядел он, надо признать, вполне так ничего. А на пути в избушку поваленное дерево, через которое городские вряд ли сами перелезут. И можно будет полапать помогая перелезть.
На заднем плане слышались переговоры Бальзака и Наполеона.
− Мы ещё не знаем что у них за еда.
− Для нас − Самое лучшее!
− Хорошо, пошли, − решил Жук, поджидая пока Бальзак поднимется и двинулся к избушке, поглядывая за городскими, чтобы не отстали.
− Я сказал, убери лапы, − холодно буркнул Баль, когда Нап активно помогал перебраться ему через дерево.
Есь молча покраснел и нервно сглотнул, пока ему помогал Жуков.
В избушке оказалось светло, просторно и как-то пустовато. Было ощущение, что её обставлял спартанец, который привык к минимализму настолько, что готов обходиться только кроватью и тумбочкой.
− Ох, совсем не похоже на то, что у меня дома! − воскликнул Нап. − У меня ковры! Не те, старые, конечно, а самые лучшие! У меня вообще все самое лучшее, − доверительно сообщил он Бальзаку. Тот презрительно фыркнул, заняв кресло около окна.
− Есть мясо. И курица, − доложил Жуков. Есь осторожно заглянул в холодильник и робко подал голос.
− А может мясо с овощами, вон, у вас лежат.
− Хм. Тогда мяса меньше уйдет, − задумался Жуков.
− Не так жирно будет, − осторожно улыбнулся Есь.
− Точно! Так. Мы едим мясо с овощами, есть возражения?
Возражений не было – хотя бы потому что Нап и Баль его просто не слушали.
− Журналист – работа одного дня, не перспективная. Сегодня есть сюжет – хорошо. Завтра нет – и ты на дне, − рассуждал Бальзак, поглядывая на оживившегося Напа.
− Да ладно! Я же в этом мастер. Нет, я в этом просто лучше всех, гений! У меня не могут кончиться сюжеты.
− Да и писать о жизни лесника не великая заслуга… − лениво продолжил Бальзак, переводя взгляд на ногти.
− Если только я не прославлюсь из-за скучной, на первый взгляд, статьи. А я-то это могу!
− Кажется им весело, − неуверенно протянул Есенин, вновь глянув на Жукова. Тот успел увести взгляд с его шеи. − Вам помочь… ну, с обедом?
− Вот овощи, вот доска и нож, давай режь.
Пока готовили, и пока ели на улице закрапал дождь, что вскоре перерос в настоящий летний ливень.
− Как красиво, − выдохнул Есь, поставив последнюю вымытую тарелку на полку и подходя к окну.
− И теперь мы точно не попадаем домой, − подытожил Бальзак.
− Так это же так здорово, − промурлыкал Наполеон, присаживаясь на подлокотник и приобнимая Баля за плечи. − Вы останетесь с Нами на всю ночь.
− Это меня и пугает, − холодно отозвался тот, скидывая с себя руку.
Дождь не прекращался, иногда нарастая, иногда наоборот капая едва слышно, но, тем не менее, − продолжаясь. Жуков успел достать бутылку вина и теперь лениво следил за яростными перепалками Наполеона и Бальзака. Точнее, за яростными нападениями Напа и спокойными выпадами Баля.
Есенин тихо зевнул в кулак и осторожно вышел на крыльцо – покурить. Крыльцо было на манер веранды, крытое, так что дождь туда не попадал. Под лавочкой обнаружилась пепельница.
Жуков вышел тихо, настолько, что Есь даже подпрыгнул, виновато улыбнувшись. Помялся, а потом тихо спросил.
− А быть лесником сложно? Зимой, наверное, совсем плохо…
− Что, тоже решил податься? − хохотнул Жук. − Нет, не сказал бы. Да и зима как раз самое тихое время. Везде снег, животные не особенно шалят, туристов мало. Тишина и спокойствие.
− Ух ты, − выдохнул парень. − Хотел бы на такое посмотреть.
− Может, и посмотришь, − загадочно ухмыльнулся Жуков.
Есенин, почему-то, покраснел. И, когда утром, Жуков спросил номер телефона – чтобы связаться, если Есь что-нибудь забыл, конечно – парень беспрекословно записал на листок цифорки.
***
− Он позвонил, − радостно выдохнул Есь, влетая к Бальзаку в комнату. Тот только поморщился.
− И это повод меня будить?
− Повод! Это радость! Он позвонил, ты понимаешь? А тебе твой… как?
− Он не мой, − холодно отозвался парень, усаживась на кровати и прилизывая растрепавшиеся волосы.
− Зато ты – мой, − мурлыкнули из-под одеяла и удивленному взору Есенина открылся полуголый Нап, довольно потягивающийся при этом.
− А что тебе позвонят, и так было ясно, ты ему приглянулся... чем-то. Странно, что тянул целый месяц. Хотя, он, конечно, не я, я-то сразу беру быка за рога!
− Чтобы он швырнул тебя о дерево,− недовольно фыркнул Баль, отбирая одеяло, которое таинственным образом перетекало к Напу.
− Из… вините, − пробормотал Есь, отступая и заливаясь краской. − Я… я только хотел сказать, что квартира будет свободна на недельку. Я поеду… поживу… поближе к природе.
Впрочем, его никто не слушал, потому что Наполеону, неожиданно, захотелось повторить произошедшее ночью, а Бальзак не успел вовремя увернуться от загребущей руки.
By LillumГде-то в дремучем лесу…
- Я проголодался, - застонал Есенин.
- У тебя на плечах полная сумка грибов, - отозвался Баль. – Можем развести костер и приготовить их.
Есенин явно воодушевился.
- Конечно, если ты полностью уверен, что собирал только съедобные.
Бальзак оглянулся, когда шорох шагов за его спиной затих. Поджав губы и уперев руки в бока, его брат стоял посреди тропинки с чрезвычайно рассерженным видом.
- Что еще? – вздохнул Бальзак, предчувствуя очередную порцию нытья, которого за последний час блуждания по лесу наслушался вдоволь.
- Я. Устал. – отчеканил Есь. – Я. Больше. Не могу. Идти.
- Твои предложения? – вздернул бровь Баль.
- Привал!
С этими словами Есенин бросил свой рюкзак на землю – прямо там же, где стоял.
- Сейчас же. Если сделаю еще хоть шаг, то упаду в обморок.
- Дело, конечно, твое, но чисто для справки: ты бросил сумку в муравейник.
- Ах ты ж!..
Хотя по милой мордашке белокурого паренька и нельзя было сказать, что он умеет ругаться матом, Есенин все же умел: и еще как виртуозно, что даже Бальзак порой заслушивался.
Догнав улетевшего на добрых полкилометра вперед брата, Баль не без удовольствия отметил, что тот мрачен и молчалив, а значит хотя бы десять минут тишины обеспечены. Пользуясь случаем, Бальзак наслаждался свистом пташек, шуршащей на ветру листвой и свежим воздухом. Заодно обдумывал план дальнейших действий. Ругаться на Есенина за то, что он взял с собой запасную фотокамеру, зарядное устройство для плеера, ноутбук, две толстенные книги и шелковый шарф («На случай, если станет холодно!» - демонстрировал чудеса предусмотрительности Есь, собираясь в дорогу), а карту и компас оставил на столе, было бессмысленно. И если уж совсем откровенно, то ругать Баль мог бы в этой ситуации только сам себя – за то, что совершил еще большую глупость и взял с собой в лес за грибами брата. Но поди тут не возьми, когда целую неделю в доме творится адский кошмар под названием «у меня чертов творческий кризис, и я чувствую, что мне нужно на природу!».
- И что будем делать?
Бальзак вздохнул. Увы, десять минут пролетели незаметно…
А тем временем в другой части леса…
- Еб****! – громогласно воскликнул Нап, распугивая птиц с ближайших деревьев. – Болото!
- Я тебе говорил, что здесь начинается болото, - спокойно заметил Жуков, прикидывая, как сподручнее будет вылавливать спутника, если тот начнет тонуть. – Но ты ж заладил, что надо…
- Настоящее болото, едрить твою налево! – в голосе горожанина не было ни капли испуга или раздражения, а только чистейший восторг.
- Два шага влево и будет кочка, - сказал лесник, разглядев среди травяных зарослей небольшой холмик. – Вставай на нее, а тут я руку подам.
- Нет, спасибо, - отмахнулся Наполеон. - Это же такая статья будет! Да у моего главредактора случится многократный оргазм, когда я ему это принесу! «Один на один с дикой природой: выжить любой ценой».
- Ты вроде говорил, что тебе поручили написать о моей работе.
Нап его не слышал.
Жуков весело ухмыльнулся: весь контакт его гостя с дикой природой к данному моменту заключался в поедании приготовленного Жуком мяса на углях, полутора часам сна в гамаке на улице (больше парень не выдержал и вернулся в дом, сетуя на комаров) и порванным пижонским штанам. Но в черновиках, которые Нап с гордостью представил вчера леснику, описание всего этого походило на сценарий к фильму в духе «Индиана Джонс нервно курит в сторонке». Странный парнишка из города, конечно, ни черта не смыслил в том, как себя нужно вести в лесу, но Жукову отчего-то он сразу понравился.
- Эй, фотоаппарат взял? – прокричал ему Наполеон. – Снимай быстрее, пока я тут не навернулся.
Жуков едва сдержал смех, увидев, как его товарищ, умудрившийся поймать здоровенную лягушку, вознес ее над головой, как охотничий трофей.
- У вас в городе что, никогда лягушек не видели? – поинтересовался лесник, запечатлевая сей исторический момент.
- Я потом напишу, что в лесу приходилось питаться змеями и ящерицами, - довольный своей идеей, заулыбался Нап.
- Так это ж не змея.
- Одна фигня, можно подумать, в нашей редакции в этом кто-то шарит. Все, идем дальше. Где, ты говорил, тут Проклятая Поляна?
Тем временем в дремучей чаще…
- И еще раз! Кто породнил нашу жизнь с дорогой без конца? Только любовь, только любоооовь…
- Да заткнись ты уже! – не выдержал Баль, когда его брат, перебрав все известные ему песни про дорогу, начал с начала.
- А что мне еще делать? – невозмутимо пожал плечами Есенин. – Еды у нас нет, куда идти – неизвестно.
- Ты сюда стишки приехал сочинять, - напомнил ему Бальзак, - вот и займись делом.
- А я не могу сочинять на голодный желудок, - возразил блондин.
- Значит, ты неправильный поэт. Всем известно, что настоящие поэты должны быть голодными.
- Это ваши поэты неправильные! И с каких пор ты вообще стал разбираться в богеме?
Продолжать спор было бесполезно, Баль умолк, не дав брату выговориться. К счастью, петь тот не продолжил.
Впереди за стеной деревьев замаячила поляна. Ускорив шаг, парни быстро достигли ее, но радости это не прибавило.
- «Проклятая Поляна», - прочитал вслух Есенин вырезанную на криво прибитой табличке надпись. – Смотри, какая прелесть! Наверняка тебе понравится. Эй, ты слышишь?
Не дождавшись ответа, Есь заозирался по сторонам в поисках брата. Сердце в груди невольно ускорило ритм.
- Бу!
Взвизгнув, Есенин подпрыгнул на месте. Бальзак обнаружился неподалеку; он уже успел сбросить свою ношу и расстелить в тени покрывало.
- Придурок, - резюмировал Есь поступок Баля.
- А чего ты пугаешься, как младенец, - усмехнулся Бльзак, доставая из сумки контейнеры с бутербродами и фруктами.
И без того большие голубые глаза Есенина округлились при виде обнаружившихся яств.
- И ты все это время молчал?!
- А ты меня слушал?
- Но я же мог умереть от голода!!!
- Не мог, тебя с твоими дурными песнями могло заткнуть лишь чудо, а в чудеса я не верю.
- Я всегда знал, что ты бессердечный циник.
Последнее Есенин произнес уже с набитым ртом.
Тем временем неподалеку…
- А там что, правда изувеченные трупы и скелеты разбросаны? – спросил журналист, с громким хрустом вгрызаясь в яблоко.
- Нет, - рассмеялся Жуков. – В той части леса из-за подземных залежей металла случается какая-то магнитная аномалия, и компасы начинают врать. Путники рады, что нашли поляну, устраиваются на привал, а потом теряют правильный маршрут. Опытный человек сориентируется, а вот туристы городские каждый сезон там блуждают, приходится по окрестностям вылавливать.
Наполеон не слушал: он уже мысленно сочинял заметку о приключении с Проклятой Поляной, заселенной потусторонними созданиями, где водятся вампиры и прекрасные нимфы, заманивающие путников своей красотой и несущие беднягам верную погибель.
- Солнце садится, - задумчиво сообщил Жук, когда они вышли к месту назначения. – Так что ты поторопись, а то в темноте гулять по лесу тебе вряд ли понравится.
Пообещав, что все будет о'кей, журналист отважно отправился навстречу опасностям. Лесник проводил его серьезным взглядом и решил для подстраховки отправиться следом – сомнительно, что с таким, как Нап, может что-то случиться, но Жуков привык держать все под контролем.
Тем временем совсем рядом…
Есенин устроил голову на плече брата и печально вздохнул. Похоже, им действительно придется ночевать посреди леса – слишком опасно продолжать путь в сумерках. Как поэт, Есь очень любил природу и уединение, но как хренов избалованный и неприспособленный к суровой походной жизни лентяй он чувствовал себя паршиво вдали от теплого душа, электричества и прочих благ цивилизации. Бальзак тоже очевидно не был в восторге, но, оценив шансы выйти к станции до наступления темноты, отдал распоряжение окопаться на поляне.
- Вот это да! – присвистнул кто-то неподалеку.
Есь резко подскочил, оглядываясь в поисках источника шума.
- Кто здесь? – робко пискнул он.
- Жуков, айда ко мне! Кажись, я был прав, здесь определенно кто-то водится.
- Зайцы? Кроты? Белки? – раздался раскатистый бас. – Или, дай угадаю, очередные потерявшиеся горе-грибники?
Но подойдя к спутнику, Жук сам не удержался от свиста.
Под раскидистым деревом сидели двое и взирали на них снизу вверх самым недоброжелательным образом. Присмотревшись, лесник разглядел в сгущающемся полумраке незнакомцев. Один – бледный, как смерть, с черными волосами и колючими черными глазами, пронизывающими своим взглядом до самых костей. Другой – взлохмаченный блондин, хрупкий, большеглазый, с тонкими чертами лица, действительно похожий на что-то потустороннее.
- Вампиры, что ли? – Нап склонился над брюнетом, с любопытством присматриваясь. – А где клыки?
- Где надо, - неприветливо ответил Бальзак. – Сам-то что за упырь такой?
Журналист разразился звучным хохотом, от чего Баль поморщился. С одной стороны, встретить людей в глухой чаще леса – это неплохо, очень даже неплохо. Но то людей, а не человекообразных полудурков.
- Так, это… - Жук мотнул головой, наконец, отрывая взгляд от голубоглазого парня. – Заблудились что ли?
- Да нет, что вы, это у нас с братом хобби такое – забираться в лесные дебри и там поджидать маньяков с топорами, - закивал Есенин. – Так что можете идти дальше и не мешать нам.
Краем глаза заметив, что между Наполеоном и вторым парнем воздух уже начинает потрескивать от напряжения, Жуков решил не тянуть время.
- Возвращаться пора. Вы двое – пойдете с нами.
- С какой это стати, - поинтересовался Баль, косо глядя на невыносимо лыбящегося рыжего идиота с фотоаппаратом на шее.
- Мы, конечно, не маньяки, но топор у меня в доме имеется, - хмыкнул лесник. – А еще душ, чай и чистая постель.
- Так с этого и надо было начинать! – воскликнул Есь, шустро запихивая разбросанные вещи в сумку.
- С предложения постели? – не удержался Жуков.
Блондин, кажется, пропустил этот комментарий мимо ушей, а вот его мрачный братец наградил Жука таким взглядом, что у того вдоль спины пробежали мурашки – хотя уж он-то не из пугливых.
Часом позже, в доме лесника
- Нет, а ты хочешь сказать, что я должен был оставить дома свой блокнот? – возмутился Есенин, отхлебывая ароматно дымящийся чай.
- Лучше бы ты всего себя там оставил, - пробубнил Баль.
Впрочем, его ворчание уже не звучало так язвительно, как раньше. Уютная атмосфера и наличие поблизости живых людей – кто бы мог подумать – способствовало его душевному спокойствию. Даже этот странный тип, назвавшийся без малого лучшим в городе и его окрестностях журналистом, стал раздражать несколько меньше. Да что там, над ним хоть можно вдоволь посмеяться – не то, что с некоторыми непризнанными талантами.
Нап от своей находки был просто в восторге. Он уже составил примерный план статьи на тему, как он спас он верной смерти заблудшего путника, и теперь активно уламывал Бальзака на несколько фотографий для прессы. И Баль, возможно, согласился бы, если бы Наполеон не предлагал откровенно дебильные ролевые игры в духе «ты нырнешь в болото, а я типа тебя вытаскиваю» или «на тебя нападают белки-убийцы, а тут появляюсь я весь из себя герой, спасаю принцессу, а она целует меня в знак благодарности». И странное дело, даже после получасового выслушивания извращенных фантазий великого журналиста Бальзак не чувствовал к нему отвращения: на этот рыжий кошмар невозможно было разозлиться всерьез, он вызывал скорее снисхождение, даже невольную симпатию, как больной хроническим кретинизмом, слюни не пускает – и то хорошо.
К середине чаепития Жуков почти перестал обращать внимание на журналиста и его нового знакомого, полностью сосредоточившись на Есе. Это было самое нелогичное создание, какое леснику только приходилось видеть в жизни, хотя повидал он не мало – чего стоили те прошлогодние блондинки, над которыми кто-то прикольнулся и бросил посреди леса с картой лунных кратеров… Есенин удивительным образом сочетал в себе все те черты, которые люто ненавидел Жуков: неорганизованность, рассеянность, беззащитность, уровень миловидности зашкаливал за допустимый предел, что наталкивало на мысли о нетрадиционной ориентации парня. При всем этом Жуку не давала покоя мысль о том, что «это неспроста, жди подвоха». И это напрочь лишало его возможности отвлечь внимание от Есенина.
- У меня тут не мотель, так что вы двое спите в моей комнате на одной кровати, Нап в гостевой, я на диване, - распорядился хозяин дома, когда все сладости были уничтожены на удивление прожорливым Есем. – Если вдруг чего – не стесняйтесь, будите.
- Ага, если вдруг станет одиноко и захочется ласки, - заржал Нап, ловя на себе взгляд Бальзака, исполненный презрения.
Жуков укоризненно посмотрел на журналиста и тут же с тревогой – на Есенина. Ему очень не хотелось, чтобы парень испугался грубых шуток Наполеона и почувствовал себя некомфортно. Но блондину, кажется, недвусмысленные намеки были до лампочки: сладко зевая и потягиваясь, он уже направлялся к заветной постели и безмятежному сну.
Когда братья скрылись на втором этаже, Нап заговорщически подмигнул Жукову. Тот в ответ погрозил ему кулаком.
- Да ладно, чего ты, - пожал плечами рыжий. – Лично я не откажусь, если ко мне ночью заглянет эта готичная принцесса.
Жуков поймал себя на мысли, что тоже много от чего бы не отказался, но непонятно откуда взявшееся в грубоватом леснике рыцарство не позволяло ему запятнать честь «дам». Уже лежа на диване, Жук прислушивался к тишине и, убедившись, что вокруг все спокойно, закрыл глаза.
Протяжный рев прокатился по дому, мгновенно разбудив Жукова. Тут же на шум сбежались и все гости.
- Приятель, это ты так храпишь? – сквозь зевок спросил Наполеон, взлохмачивая и без того торчащие во все стороны вихры.
- Медведь, - отозвался лесник, уже спешно натягивая штаны и куртку.
- Настоящий? – ужаснулся Есенин. – Ааааа! Мы все умрем!
- Ты так говоришь, как будто в этом есть что-то плохое, - сложив руки на груди, сказал Бальзак.
- Бояться нечего, девочки, сейчас дядя лесник разберется с этим.
Улыбаясь во все тридцать два, Нап обнял одной рукой брюнета за плечи.
- А что же ты, мистер «я самый крутой журналист», не хочешь ему помочь? – поинтересовался Баль, пропуская мимо ушей примененное к ним с братом обращение.
- Зачем? – искренне удивился Наполеон. – Во-первых, он уже ушел и, готов спорить, уже валит этого несчастного мишку, а во-вторых, кто же утешит тебя, если я уйду?
Бальзак действительно не знал, что его удержало от смачного удара прямо по наглой рыжей морде. Но, видимо, чудеса все же случаются. Редко. Раз, может быть, в год. И не с ним.
- Ооох, - выдохнул Нап, получив неслабый удар локтем в живот. – Больно же!
- Если не прекратишь домогаться, извращенец, будет больнее, - пообещал Баль.
На улице раздался выстрел.
- Ты куда собрался? – окликнул брата Бальзак, но тот уже выбежал из дома, захлопнув дверь.
Жуков, сощурившись, всматривался в темноту леса в той стороне, куда убежал медведь.
- Ты что наделал? – раздался голос за его спиной.
Жук обернулся, и в него тут же врезался белокурый парень, наткнувшись на его грудь, как на внезапно выросшую из-под земли стену.
- Ты выстрелил в животное??
- А ты прибежал, погладить его хотел? – резко охладил разошедшегося блондина лесник.
Подействовало. Есь смотрел на него, нахмурившись и сжав губы в тонкую линию. Отчего-то Жукову стало не по себе, будто он только что совершил нечто ужасное.
- Извини, я не хотел тебя обидеть, - на всякий случай решил извиниться он. – Я только выстрелил в воздух, чтобы напугать медведя. И все.
- И все?
- Да.
Есенин тоскливо вздохнул. Жуков удивленно моргнул, пытаясь угадать, что теперь не так.
- Или мне все-таки надо было выстрелить в медведя? – уточнил он.
- Конечно, нет! – возмутился Есь. – Но я действительно хотел посмотреть. Ладно, чего уж теперь…
Атмосфера заметно разрядилась.
- Я ведь никогда не видел диких животных, - шмыгнул носом Есенин. – Ни белок. Ни лис. Ни медведей.
- Совсем никогда? – сочувственно спросил Жук.
Блондин кивнул.
Устроившись на широком бревне под крыльцом, Жуков и Есенин до самого рассвета говорили о прекрасном и возвышенном. Ну, точнее, говорил по большей части Есь, зато его собеседник внимательно слушал – чего с Есем не случалось очень давно. Когда небо начало светлеть, воздух заметно посвежел, а утомленный рассказчик начал дремать, уткнувшись носом в плечо леснику и тихонько стуча зубами от холода, Жук завернул его в свою куртку и, подняв на руки, отнес в дом.
На узком диване в гостиной уже спали двое: одна рука и нога Наполеона свисали с края, а на его груди кое-как устроился Бальзак. Пледа хватило только на лежащего сверху, но, судя по блаженному выражению лица, Нап был абсолютно всем доволен.
Добравшись до спальни, Жуков осторожно уложил Еся, накрыл одеялом, но когда собрался уходить, почувствовал, как парень слабо схватил его за руку. Оглянувшись, Жук встретился взглядом с ясно-голубыми глазами, утомленно смотревшими на него из-под ресниц. И во всем виде Есенина было что-то такое, что практически парализовало Жукова, не позволяя двинуться с места. Сложив одежду на стуле, он лег рядом, стараясь не потревожить блондина.
Лесник за день и за ночь утомился не меньше, поэтому уснул почти мгновенно, почувствовав уже сквозь сон, как Есенин доверчиво прижимается к нему, будто ласковый кот.
На следующее утро
- Спасибо за предложение, но мы, пожалуй, поедем.
Бальзак был непреклонен. Что бы там ни плел ему этот журналистишка, а дом есть дом – и Баль не собирался упускать возможность вернуться туда как можно скорее.
- Да вы просто струсили! – не унимался Нап. – Оставайся, мы тут такое веселье замутим! Жук обещал завтра на охоту. Тебе, конечно, ружье не дадим, но сможешь посмотреть, как я завалю самого большого медведя.
- Велика премудрость, - фыркнул Баль. – Я лучше посмотрю, как ты потом успокоишь моего брата и объяснишь, что убивать живое пушистое существо – это нормально.
- Оставаааайся, - настойчиво протянул Наполеон, притягивая за локоть к себе мрачного брюнета. – Я попробуй уговорить Жука сегодня освободить нам его спальню.
Получив удар под дых, Нап ретировался, но, как подозревал Бальзак (и был прав), ненадолго.
- Можно открывать?
- Нет еще.
- А теперь?
- Нет.
Есенин капризно скривил губы.
- А теперь можно.
Есь открыл глаза. Прямо перед ним сидел серый ушастый комок меха, увлеченно потребляющий молодую зеленую травку.
- Заяц! – завизжал Есенин, бесцеремонно схватив офигевшее от такого обращения животное. – Тяжелый какой!
Жуков довольно улыбался, глядя на счастливого парня.
- Ты же говорил, что никогда их не видел. Их тут в лесу полно, некоторые уже привыкли ошиваться рядом с моим домом.
- И белки? – голубые глаза светились радостью маньяка.
- И белки, - кивнул лесник.
- И лисы?
- Видел тут одну…
- А покажешь??
- Приезжай – покажу.
Есенина переполняли эмоции, и единственная причина, по которой он еще не бросился на шею своему благодетелю, испуганно засучила лапами, предчувствуя конец своего беззаботного обитания в лесу.
В электричке несколькими часами позже
- Нет.
Есенин обиженно уставился в окно. За столь короткое время общения с Жуковым он уже забыл, что его невинные глаза действуют не на всех – и его брат как раз из этих вредных людей.
- Я тогда один поеду, - заявил Есь.
- Удачи. Если заблудишься в лесу и не вернешься, я буду сдавать твою комнату и наконец-то накоплю на новый компьютер.
- Между прочим, он обещал, что встретит меня на станции, так что не потеряюсь!
- Тем более, зачем я вам сдался.
- А разве тебе не хочется еще повидаться с новым приятелем?
Баль настороженно посмотрел на брата. Как он и предполагал, в глазах Есенина играли веселые искорки.
- И ты туда же. Меня окружают одни извращенцы, - вздохнул Бальзак. – И никакой он мне не приятель, я этого ненормального, слава богам или кто там есть, больше никогда не увижу.
В этот момент в кармане Баля завибрировал телефон, сообщив о входящем смс.
«А я знаю твой номер Еще увидимся, детка»
Есенин возвел глаза к потолку, изобразив саму невинность.
…видимо, чудеса случаются иногда даже с такими, как Баль, потому что его брат не скончался в страшных муках ни прямо на месте, ни на следующий день, ни через неделю, когда в отсутствие Есенина, зачастившего в лес «за вдохновением» к нему в гости заявился один чрезвычайно надоедливый рыжий журналист…
By SuccinПели птички, в кустах что-то выразительно шебуршало. Есенин зевал и мрачно осматривал окрестности, бурча под нос, что заблудиться в лесу через полчаса ходьбы могли только они. Правда у него это звучало едва ли не с оттенком гордости, а когда это пятью минутами позже говорил Баль, то хотелось повеситься.
− И смысл тут бродить? − раздалось со спины крайне мрачное.
− Ну как же, − Есь растерянно почесал в затылке. − В конце концов, если долго идти прямо, то куда-нибудь да выйдем…
− Ага, − подытожил Бальзак, позволив себе усмехнуться. − Или окончательно заблудимся. Я слышал, тут в глубине волки водятся.
Есь замер, обдумывая информацию. Потом фыркнул.
− Ну вот, теперь я боюсь волков, замечательно! Прекрасно просто, − он нахохлился, пнув шишку. − Все. Привал.
Бальзак хмыкнул и пристроился в тень.
Тихо матерясь, Есь закопался в рюкзак по уши, через пятнадцать минут, не выдержав и перевернув его над землей, склоняясь над высыпавшейся горкой. Что-то он видел впервые. Что-то точно помнил что выкладывал. А то что точно положил – там отсутствовало. Есь сурово посмотрел на Бальзака.
− Я не трогал твои вещи, − предусмотрительно ответил тот. − Просто кому-то надо меньше пить перед сбором. Ну, или проверять хотя бы, − добавил он, вспомнив, как сам с утра выкидывал лишнее.
− Ну не мог же я… о чем я вообще думал?... и откуда у меня это? − икнул Есенин, приподнимая двумя пальцами кружевные трусы. Судя по всему женские.
− Ты перешел на женщин? Или… в трансвеститы решил податься? − Бальзак ухмыльнулся, вопросительно приподнимая бровь.
− Это же не мой размер! − возмущенно вскинулся Есенин и тут же покраснел, понимая, что выдал себя с головой. − Ну тебя. Зато у меня доширак есть!
− А воды поблизости, конечно, нет, − подытожил Баль.
− Тьфу на вас. И тьфу на вас ещё раз, − пробурчал Есь, откладывая еду и запихивая вещи обратно в мешок. Вещи запихиваться отказывались и на компромиссы не шли. Пришлось утрамбовать ногой.
Бальзак гордо промолчал, наслаждаясь тишиной – недовольное сопение Есенина, который достал сигареты, но забыл в рюкзаке зажигалку, не считалось.
Вдалеке раздался характерный хруст падающего дерева. Есенин подпрыгнул на месте, шокировано посмотрев в ту сторону, откуда послышался звук.
− Ой, − произнес он после напряженной тишины. − Однако… падают.
− Возможно, это медведь, − подал голос Бальзак, который прекрасно знал, что медведей в этом лесу отродясь не водилось. И уж тем более их не могло быть таких размеров, чтобы валить деревья. − И, судя по звуку, он совсем недалеко.
− Ма-ма, − пробормотал Есь, подгребая рюкзак поближе. − Ну вот, теперь нас сожрет медведь. Или волки. Или они нас поделят. Или не поделят и подерутся. И нас заодно, мА-мааа.
− А-а, − слегка оживился Бальзак. − Мы все умрем?
− Как будто в этом есть что-то плохое, − передразнил его Есенин, но замолчал.
Пару минут Бальзак наслаждался тихой паникой Есенина, а тот напряженно вслушивался в относительную лесную тишину. Наконец, вдалеке, послышались голоса. Слов пока было не разобрать, но что это были именно голоса, а не рык, это точно.
− Люди! − обрадовался Есенин.
− Неизвестно, что за люди, − скептически хмыкнул Баль.
− Они лучше медведя!
− Не обязательно.
Есь заколебался, прикидывая, вдруг обладатели голосов и, правда, будут маньяками. Мысль, почему-то, понравилась…
− С другой стороны, − продолжил Баль. − Они могут и уйти. Тогда мы останемся в лесу без связи и без надежды выбраться.
− ААУУ!! − Есенин уже был на ногах.
***
− Деревья, падают, это все прекрасно! Но нам нужны приключения, вы понимаете меня? Приключения! Тогда это будет Сенсация! Вы же понимаете, от Такого журналиста как я, ждут именно сенсацию!
− Тихо, − Жуков поднял руку, прерывая недовольно поперхнувшегося Напа. − Ты ничего не слышал?
− А? О! Там же кто-то кричал. Значит, они попали в беду! И часто у вас в лесу попадают в такие ситуации?
− Скоро ещё один попадет, − предупредил Жук, вламываясь в кусты – заблудившиеся туристы были не редкостью в его районе, а за очередных «пойманных», была неплохая премия от начальства.
Нап только фыркнул, невозмутимо пробираясь следом, радостно записывая в диктофон, что он услышал душераздирающий крик о помощи, и не мог не броситься на помощь.
***
− З…здравствуйте, − Есенин улыбнулся, осторожно присматриваясь к двум незнакомцам. На маньяков они, вроде бы, не тянули.
− О, неужели это лесник, в лесу которого мы и заблудились, − ехидно протянул Баль и не думая подниматься.
Жуков нахмурился, нехорошо усмехнувшись.
− Здесь часто пропадают. Находят, кстати, не всех.
Есенин сглотнул, чувствуя как обстановка накаляется, бросил испуганный взгляд на Баля, потом на Жукова.
− Хей, − раздался голос Напа, который спокойно подошел к заблудившимся парням. − Вы тут не забыли, что мы собрались, чтобы написать статью про то как я вижу вашу работу? − теперь в его голосе уже скользил нажим, возрастающий с каждым словом. Чем-то ему приглянулся ехидный паренек с затянутыми в тугой хвост каштановыми волосами. Может потому что он просто любил смелых.
Жук мотнул головой, приходя в себя – житье в лесу не учит навыкам общения с людьми.
− Давайте покажу где выход из леса, − буркнул Жуков, желая избавиться поскорее от двух горе-туристов.
Наполеон понял, что так он больше паренька не увидит.
− Нет, − он сверху-вниз глянул на Жукова. − Раз Я их спас, я просто обязан их… покормить. Не питаться же им… этим, − он указал на пачку доширака в руках Есенина. Есенин покраснел.
− Хм, − Жуков задумался. С одной стороны неплохо было бы выпроводить всех троих. С другой растрепанный черноволосый паренек так трогательно прижимал к груди эту несчастную лапшу, что его становилось даже жалко. Да и выглядел он, надо признать, вполне так ничего. А на пути в избушку поваленное дерево, через которое городские вряд ли сами перелезут. И можно будет полапать помогая перелезть.
На заднем плане слышались переговоры Бальзака и Наполеона.
− Мы ещё не знаем что у них за еда.
− Для нас − Самое лучшее!
− Хорошо, пошли, − решил Жук, поджидая пока Бальзак поднимется и двинулся к избушке, поглядывая за городскими, чтобы не отстали.
− Я сказал, убери лапы, − холодно буркнул Баль, когда Нап активно помогал перебраться ему через дерево.
Есь молча покраснел и нервно сглотнул, пока ему помогал Жуков.
В избушке оказалось светло, просторно и как-то пустовато. Было ощущение, что её обставлял спартанец, который привык к минимализму настолько, что готов обходиться только кроватью и тумбочкой.
− Ох, совсем не похоже на то, что у меня дома! − воскликнул Нап. − У меня ковры! Не те, старые, конечно, а самые лучшие! У меня вообще все самое лучшее, − доверительно сообщил он Бальзаку. Тот презрительно фыркнул, заняв кресло около окна.
− Есть мясо. И курица, − доложил Жуков. Есь осторожно заглянул в холодильник и робко подал голос.
− А может мясо с овощами, вон, у вас лежат.
− Хм. Тогда мяса меньше уйдет, − задумался Жуков.
− Не так жирно будет, − осторожно улыбнулся Есь.
− Точно! Так. Мы едим мясо с овощами, есть возражения?
Возражений не было – хотя бы потому что Нап и Баль его просто не слушали.
− Журналист – работа одного дня, не перспективная. Сегодня есть сюжет – хорошо. Завтра нет – и ты на дне, − рассуждал Бальзак, поглядывая на оживившегося Напа.
− Да ладно! Я же в этом мастер. Нет, я в этом просто лучше всех, гений! У меня не могут кончиться сюжеты.
− Да и писать о жизни лесника не великая заслуга… − лениво продолжил Бальзак, переводя взгляд на ногти.
− Если только я не прославлюсь из-за скучной, на первый взгляд, статьи. А я-то это могу!
− Кажется им весело, − неуверенно протянул Есенин, вновь глянув на Жукова. Тот успел увести взгляд с его шеи. − Вам помочь… ну, с обедом?
− Вот овощи, вот доска и нож, давай режь.
Пока готовили, и пока ели на улице закрапал дождь, что вскоре перерос в настоящий летний ливень.
− Как красиво, − выдохнул Есь, поставив последнюю вымытую тарелку на полку и подходя к окну.
− И теперь мы точно не попадаем домой, − подытожил Бальзак.
− Так это же так здорово, − промурлыкал Наполеон, присаживаясь на подлокотник и приобнимая Баля за плечи. − Вы останетесь с Нами на всю ночь.
− Это меня и пугает, − холодно отозвался тот, скидывая с себя руку.
Дождь не прекращался, иногда нарастая, иногда наоборот капая едва слышно, но, тем не менее, − продолжаясь. Жуков успел достать бутылку вина и теперь лениво следил за яростными перепалками Наполеона и Бальзака. Точнее, за яростными нападениями Напа и спокойными выпадами Баля.
Есенин тихо зевнул в кулак и осторожно вышел на крыльцо – покурить. Крыльцо было на манер веранды, крытое, так что дождь туда не попадал. Под лавочкой обнаружилась пепельница.
Жуков вышел тихо, настолько, что Есь даже подпрыгнул, виновато улыбнувшись. Помялся, а потом тихо спросил.
− А быть лесником сложно? Зимой, наверное, совсем плохо…
− Что, тоже решил податься? − хохотнул Жук. − Нет, не сказал бы. Да и зима как раз самое тихое время. Везде снег, животные не особенно шалят, туристов мало. Тишина и спокойствие.
− Ух ты, − выдохнул парень. − Хотел бы на такое посмотреть.
− Может, и посмотришь, − загадочно ухмыльнулся Жуков.
Есенин, почему-то, покраснел. И, когда утром, Жуков спросил номер телефона – чтобы связаться, если Есь что-нибудь забыл, конечно – парень беспрекословно записал на листок цифорки.
***
− Он позвонил, − радостно выдохнул Есь, влетая к Бальзаку в комнату. Тот только поморщился.
− И это повод меня будить?
− Повод! Это радость! Он позвонил, ты понимаешь? А тебе твой… как?
− Он не мой, − холодно отозвался парень, усаживась на кровати и прилизывая растрепавшиеся волосы.
− Зато ты – мой, − мурлыкнули из-под одеяла и удивленному взору Есенина открылся полуголый Нап, довольно потягивающийся при этом.
− А что тебе позвонят, и так было ясно, ты ему приглянулся... чем-то. Странно, что тянул целый месяц. Хотя, он, конечно, не я, я-то сразу беру быка за рога!
− Чтобы он швырнул тебя о дерево,− недовольно фыркнул Баль, отбирая одеяло, которое таинственным образом перетекало к Напу.
− Из… вините, − пробормотал Есь, отступая и заливаясь краской. − Я… я только хотел сказать, что квартира будет свободна на недельку. Я поеду… поживу… поближе к природе.
Впрочем, его никто не слушал, потому что Наполеону, неожиданно, захотелось повторить произошедшее ночью, а Бальзак не успел вовремя увернуться от загребущей руки.